Гром и Звон лежали в траве, вывалив языки, с хрипом дышали, Генри уже снимал с вороной бурдюки с водой — напоить всех хоть немного.
— Молодец, что не обернулась, — сказал он, взглянув на девушку. Лицо у него осунулось, будто после недельной голодовки, глаза запали, губы потрескались.
— А что случилось бы?.. — Мария-Антония не уверена была, что хочет это знать, но всё же спросила.
— Не знаю, — отрывисто ответил Генри. — Я никогда не оборачивался. Забыл предупредить… назад смотреть нельзя, если такое вдруг случается. Никто из посмотревших не выбрался.
— Что же там?
— Говорю, не знаю! — огрызнулся тот. — Никто не знает. Что-то… мерзкое. Будто лавина иногда сходит, несется по всем тропам, никуда не денешься, или удирать, вот как мы с тобой, или в сторону… и неизвестно, что хуже. Я два раза такое встречал. — Он глотнул теплой воды, протянул бурдюк Марии-Антонии. — Раз мы тоже у самого выхода были, ушли. Двоих потеряли. Второй… Некуда было идти. Но отряд опытный делакот вел, мы соступили с тропы. Стояли, ждали, пока это пройдет, тогда вернулись. Он нас вообще вкруг повел, по чужим тропам… — Генри выдохнул, криво ухмыльнулся в ответ на удивленный взгляд Марии-Антонии. — Я так не умею. С таким даром только родиться можно. Ладно… Ты-то как?
— Устала, — призналась девушка. — Будто мы сутки ехали, а не…
Она взглянула в небо и замерла, оборвав фразу на полуслове.
— Почему теперь полдень? — спросила она изумленно. — Ведь дело шло к вечеру, а сейчас…
— Ага, — кивнул Генри, растянулся на траве. — Ты не поняла?
— Там как будто нет времени, — помолчав, сказала Мария-Антония. — Я это должна была понять?
— Ну да, — ответил он. — Вот луна взойдет, посмотрим, сколько дней забрал Пустырь. Я думаю, не больше трёх. Как тебе, а? Три дня вместо трёх недель!
— Это… удивительно, — признала Мария-Антония. — Но…
— Опасно, — сказал Монтроз и прикрыл глаза, обведенные темными кругами усталости. — Никто не ходит по Пустырю без большой нужды. Никто не знает, сколько дней он заберет в следующий раз. Так говорят делакоты, и я им верю…
…Мучительно хотелось спать: с ним всегда так после Пустыря. Это у всех по-разному: кого-то одолевает голод, кого-то жажда, а вот Генри Монтроза начинало неудержимо клонить в сон. И слава всем богам, сколько их ни есть, что прямо сейчас не нужно ехать дальше, они прорвались, выбрались, и та дрянь, у которой нет названия даже в образном языке детей равнин, их не нагнала, а ведь на хвосте висела! Снова повезло? Наверно. Думать об этом сил не было. При большой нужде он заставил бы себя снова сесть в седло, но вокруг было так спокойно, так мирно, что…
— Тони, — Генри с большим усилием держал глаза открытыми. — Возьми мое ружье, как пользоваться, вроде знаешь. Псы… посторожат.
— А ты? — удивилась принцесса.
— Разбуди через час, — ответил он и, кажется, тут же отключился.
Проснулся Генри, как ни странно, не от побудки. Сам собою. Открыл глаза, обнаружил, что физиономию его прикрывает верная шляпа, скинул ее, увидел над головой звездное небо, луну, прикинул — точно, дня три, не больше. Удачно проскочили!
Сев, он помотал головой, окончательно очнувшись. Спать по жаре — то еще удовольствие, потом никак в себя не придешь, но на этот раз его сморило. «Тьфу ты, — подумал он, — бросил девчонку одну!»
— Тони? — оглянулся он. Вот она, никуда не делась, сидит себе с ружьем на коленях, псы устроились неподалеку. — Ты почему меня не разбудила?
— Не сумела, — ответила она с насмешкой. — Знавала я любителей поспать, но ты, Генри Монтроз, любого бы за пояс заткнул!
— Это после Пустыря, — пояснил Генри. Лучше бы разбудила, а то теперь голова дурная, не соображает ничего. — Ты сама-то как?
Девушка пожала плечами.
— Бывало и лучше. Уж прости, я не стала тебя дожидаться, поела одна, — сказала она и добавила вдруг виновато: — Думала, до вечера не доживу…
У Генри отлегло от сердца. Еще повезло, что принцесса просто проголодалась, вот если бы обоих сморил сон, было бы хуже. Собаки, конечно, рядом, но они могли бы и не добудиться хозяина, случись что!
— Это ерунда, — сказал он преувеличенно бодро и потянулся до хруста в костях. — Это вполне нормально. Снова нам повезло, проскочили…
— Где мы теперь? — спросила девушка. — Я немного умею ориентироваться по звездам, и, хоть эти мне вовсе не знакомы, я вижу, что мы очень далеко от того места, где вошли на Пустырь!
— Это верно, — согласился Генри, прищурился на небо, прикинул так и этак. — Хорошо вышли. Дня три или четыре и, может, будем ночевать среди людей. Это если делакоты уже не отошли к северу, — добавил он спаведливости ради, — хотя не должны бы, рано еще. С другой стороны, кто их разберет? Весна была ранняя, «сезон бурь» тоже может раньше начаться, а местные эти нюхом чуют. Так, глядишь, нагонять их придется!
— Меня больше интересует, дотянется ли сюда… — принцесса умолкла, но мужчина понял её.
— Вот и посмотрим, — сказал он. — Сегодня и посмотрим. Есть, что перекусить?
— Конечно, — дернула плечиком девушка. — Тебе подать или соизволишь взять сам?
— Соизволю, — пробормотал Генри, — чай, не император… Это ты так шутишь или что?
Принцесса промолчала.
— Или сердишься, что я вырубился, а ты одна, считай, осталась? — догадался он.
— Мне показалось, вон в той стороне я видела дым, — сказала Мария-Антония вместо ответа. — Еще до заката. Он появился и тут же исчез. Было очень тревожно, — добавила она.
— А собаки что? — насторожился Генри, забыв даже о еде.