Наследство - Страница 95

Мария-Антония с большим удовольствием потеряла сознание…

…Генри проснулся, как от толчка. Или нет: это прямо над ухом тревожно скулил Звон, не смея покинуть купе без разрешения, а Гром стоял, напружинившись, прямо у приоткрытой двери купе.

Монтроз перевел взгляд налево. Принцессы не было.

Остатки сна как рукой сняло, он вылетел в коридор, даже не обувшись, только псам махнул — мол, следом, следом!

По счастью, далеко идти не пришлось: третья дверь, считая от их, была приоткрыта, и оттуда доносился такой развеселый шум, что… Генри замер и прислушался: веселья что-то поубавилось, а потом кто-то завизжал, как резаная свинья, визг забрался вовсе уж в несусветные высоты и упал до низкого воя. Еще кто-то виртуозно матерился, кто-то требовал «брать стерву целенькой», и Генри не выдержал.

Зрелище его глазам открылось дивное: Мария-Антония, встрепанная, в сдернутом с плеч комбинезоне, стоя на одной из лавок, грозила окружающим окровавленным стилетом. Судя по тому, что катавшийся по полу парень зажимал руками пах, воспользовалась она им не безрезультатно. Ясно было, однако, что долго девушке не продержаться, против дюжих-то мужиков, поэтому Генри, не рассуждая, ринулся в бой, не подумав даже, что любой скототорговец крупнее его раза в полтора! Только подлых ухваток детей равнин они не знали, да и вообще, не было с ними верных собак!

Зазвенело разбитое стекло, кто-то заорал придушенно: псам велено было не убивать, так, придержать, а то объясняйся потом… Генри вытер кровь из разбитой губы и огляделся. Один валяется и скулит — это добыча принцессы. Еще трое — его работа, пару носов и челюстей Генри сегодня поправил. Ну а остальных надежно взяли в тиски Гром и Звон, да и с прочими помогли, без них пришлось бы худо… Хотя, кажется, принцесса тоже кого-то полосовала, до кого могла дотянуться. Слава всем богам, по нему самому ни разу не угодила!

— Тони… — выдохнул Генри, протягивая руки. Девушка так и стояла, выставив клинок, и чувствовалось, что подходить к ней не стоит: глаза горели нехорошим льдисто-голубым огнем. Не тем, к которому он привык, и всё сразу стало ясно: она просто так не пошла бы шататься по вагону! — Тони, это я, Генри… Брось ножик, очень прошу, пойдем баиньки, а?

Звучало это глупее некуда, но рейнджер не мог придумать, как еще обратиться к этой фурии с каплющей с клинка кровью!

— Тони, Тони, — повторял он, опасаясь, что вот-вот придут в себя так лихо положенные им парни (не были бы они так пьяны, черта с два бы он совладал с ними!), и последует второй раунд. — Иди ко мне, не бойся, я тебе ничего…

У принцессы вдруг подломились колени, глаза закатились, она начала оседать, и Генри едва успел ее подхватить, отметив только, что стилет она так и не выпустила из руки.

— Еще раз увижу, что кто-нибудь… — сквозь зубы сказал он пришедшему в себя белобрысому здоровяку, которого сгоряча приложил лбом о косяк. — Кто-нибудь, как-нибудь тронет эту девушку… псам скормлю! И детям равнин сообщу, чьи стада можно разорять, — пообещал он уже из чистой мстительности. Ни сиаманчи, ни делакоты не заходили так далеко на юго-запад, но попугать «скотников» сойдет!

Генри перехватил принцессу поудобнее — она, казалось, ничего не весит, — и понес обратно в купе.

— Тони, Тони, — тормошил он ее, тревожно вглядываясь в застывшую на неподвижном лице брезгливую гримасу. Гром и Звон, отпихивая друг друга, лезли поближе к приятельнице хозяина, норовили ткнуть носом и лизнуть в щеку: это была добрая девушка, она никогда их не обижала и даже угощала (с разрешения хозяина, конечно) разными вкусностями. — Да очнись же ты, черт тебя побери!

С большим трудом он разжал ее пальцы, высвободил рукоять стилета, тщательно отер кровь… Та еще игрушка! Хорошо, если пострадавший парень не кинется на следующей станции в полицию! Выкинуть бы стилет в окно, да Мария-Антония расстроится…

— Тони! — рявкнул Генри наконец и, как ни был себе противен, больно ущипнул ее. Помогло: безвольно повисшая рука взметнулась, и, не вынь Монтроз из нее стилет, лежать бы ему с пробитой шеей!

Серо-голубые глаза смотрели с ледяной яростью, но вот Мария-Антония моргнула, узнав Генри, и опустила руку.

— Ты…

— Я уж не думал, что ты проснешься… — проговорил он с облегчением и сел на пол рядом с лежаком. — Я уж и так, и сяк… Ты не велела себя целовать, так что пришлось… Ничего?

— Все в порядке… — девушка села, приглаживая растрепавшиеся волосы. — Генри, что случилось?

— Не знаю, — честно ответил он. Это была настоящая Мария-Антония, слава всем богам, прочие неприятности могли обождать! — Я проснулся от шума, ну, еще псы будили. Я думаю, ты пошла проветриться и нарвалась на парней из соседнего купе. Я же говорил, что там скототорговцы разместились, кому в общем вагоне мест не хватило!

— Я знала, — кивнула девушка и понурилась. — Настоящая я знала. А та — та решила, что она в темнице, а эти люди ей помогут. Хорошо, что я проснулась вовремя, иначе ты мог бы и не успеть…

— Если ты серьезно покалечила того парня, нас ждут серьезные неприятности, — уведомил Генри.

— А что, за надругательство над женщиной неприятности не следуют? — нахмурилась она.

— Смотря, кто сколько заплатит. А мы, кстати говоря, — никто. И свидетели — только они, — объяснил Монтроз. — Наплетут, что угодно. Будто ты завлекала и всё такое, а потом вдруг… Ну, сама сообрази!

— Какая мерзость! — скривилась принцесса. — В мое время таких людей четвертовали бы!

— За насилие над благородной? — приподнял бровь Генри. — Или рыцаря какого-нибудь тоже взогнали бы на плаху за то, что затащил симпатичную крестьянку в кусты, а потом отдал ее свите?