Наследство - Страница 14

— Да сколько угодно, — сказал он. — Вовсе избавить тебя от своего общества не могу, уж не обессудь, но можешь залезть в палатку, там ты меня хоть видеть не будешь!

— Благодарю, — наклонила голову принцесса, поднялась, посмотрела выжидательно.

Генри галантно откинул полог палатки, пропуская девушку внутрь. Как она намерена разворачиваться там со своим шлейфом и прочими нижними юбками, он не представлял. Однако все кружева и оборки как-то уместились в маленькой палатке, и воцарилась тишина. Как Генри ни прислушивался, он не мог различить ни единого всхлипа.

— Принцесса, — позвал он, вытащив из брошенной под самодельным навесом седельной сумки тугой тючок. — У меня тут есть кое-что переодеться. Тебе, верно, великовато будет, ну да велико — не мало… Сама справишься или помочь?

Он спросил это без всякой задней мысли, зная, что знатные девицы и по сей день одеваются не иначе как с помощью горничных, а раздевать их — сущее мучение, столько на них всего надето!

Принцесса не соизволила ответить, видимо, оказалась оскорблена до глубины души.

— Эй, — снова окликнул Генри и откинул полог безо всяких церемоний. — Ты не слышишь, что ли?

Она, наверно, и вправду не слышала. Лежала без движения на его одеяле, и он не сразу различил, что грудь ее едва заметно поднимается и опускается. Чувств лишилась, что ли? Чем черт не шутит…

Генри присел рядом с девушкой, пощупал пульс — вроде бы нормальный, да и дышит она ровно, и бледности нездоровой не наблюдается… Знатным девицам в случае обморока полагается распустить корсет, это точно, чтобы могли дышать. На принцессе корсет имелся, он почувствовал, когда вытаскивал девицу из подземелья и подхватил ее подмышки. Его расшнуровывать — целая история, а уж если шнуровка сзади… А если она очнется и решит, будто Генри покушается на ее девичью честь? С ней ведь потом не путешествие выйдет, а сплошная мука!

Нет уж, решил он, дышит и дышит, авось не помрет, если за четыре с лишним века сна не задохнулась! Сна?.. Генри внимательнее присмотрелся к девушке.

— Да чтоб мне провалиться! — сказал он с чувством.

Принцесса спала. Спала глубоким беспробудным сном. И теперь ясны стали ее странные жесты: это она пыталась удержаться и не уснуть, а он-то думал о головной боли…

— Ну и ну, — произнес Генри, не опасаясь разбудить девушку. — Это что ж, она всю дорогу дрыхнуть станет, а мне ее каждый час будить? Вот чертовщина…

Он помотал головой, выругался про себя и, оставив рядом с принцессой сменную одежду, задом выбрался из палатки и закрыл полог. Едва-едва успел — каша чуть не пригорела.

Выругавшись уже вслух, Генри снял котелок с огня и безо всякого аппетита принялся за ужин. Ему совсем не нравились эти странности. В предании было четко сказано: принц разбудил спящую принцессу, весь замок тоже проснулся, устроили свадьбу, все жили долго и счастливо… А тут что? Принцесса какая-то не такая, просыпаться решительно не желает… Или дело в том, что он, Генри, никакой не принц? В смысле, не тот, кто должен был ее разбудить? Кто его знает, может, там заранее было уговорено, чей наследник обязан будет пробраться к заколдованному замку и обеспечить слияние двух королевств воедино путем бракосочетания с этой вот… Марией-Антонией!

«А, что гадать, — с досадой подумал Генри и свистнул псов — вылизывать котелок. После них отмывать посуду было легче легкого. А если воды в обрез, можно и не отмывать, Генри своих псов взял месячными щенками, сам их вырастил, а потому не брезговал есть с ними из одной миски. — Дотащить бы ее до Хоуэллов, они сами разберутся. А если что, в самом деле, перекину через седло и так повезу! Всё хлопот меньше!»

С этой мыслью он раскатал у костра запасное одеяло, улегся на него и мгновенно уснул. Никого чужого к лагерю псы не подпустят, в этом он был уверен…

Мария-Антония открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Кажется, ей приснился кошмарный сон, один из тех, которые длятся и длятся, и ты никак не можешь проснуться, а только ходишь по заколдованному кругу внутри собственного сновидения, и уже не знаешь, где сон, а где явь…

«Но теперь-то я проснулась,» — сказала она себе уверенно. Конечно, проснулась. Кажется, утро совсем раннее, низко над головой — матерчатые своды небольшого шатра, откуда-то снаружи слышно лошадиное фырканье, а вот шумно чешется собака… Такие знакомые, привычные и любимые звуки, она слышала их всякий раз, как доводилось выезжать на охоту и ночевать в лугах.

Девушка протянула руку, но рядом никого не оказалось. Как странно…

Она села, едва не задев головой ткань шатра — он оказался как-то слишком уж мал, даже охотничьи бывали побольше! И еще… Она оглядела себя. В тусклом утреннем свете, струившемся сквозь щель в неплотно закрытом пологе, Мария-Антония увидела когда-то роскошное, а теперь безнадежно испорченное платье. Шлейф бесформенным комом громоздился у нее в ногах, края нижних юбок посерели от пыли, бальные туфельки порвались, будто она долго шла пешком по бездорожью.

«Да. Так и было. — Принцесса сжала виски. — Мне не снилось. Вернее, мне слишком долго снилось, и я перестала различать сон и явь, и не узнала ее, когда она наступила…»

Вчерашний день всплывал в памяти. Сперва пробуждение — совсем не такое, каким должно было быть, потом тот странный человек, осмелившийся ограбить ее покойных родителей… (Мария-Антония схватилась за грудь — сверток с прядью волос матери оказался на месте. Хотя бы это оказалось не сном!) Потом долгая дорога по странным лугам, которые теперь назывались прерией, два боевых пса, и такой невероятный рассказ… «Четыреста с лишним лет? — переспросила себя девушка. — Разве такое может быть?» Но стоило лишь вспомнить, во что превратился ее родной замок, вспомнить останки родителей и придворных, чтобы поверить: да, оговоренные сто лет прошли, а за ними еще и еще, и никто не пришел к ней, кроме этого странного человека.