Наследство - Страница 111

111

С Филиппом у нее это получалось, и очень хорошо. Может быть, просто потому, что муж знал ее с детских лет, было время привыкнуть и научиться правильно понимать друг друга. С Генри они были рядом всего несколько недель и, похоже, это скоро кончится. Мария-Антония сама знала, как именно: он отвезет ее в город, как обещал нанимателям, и отдаст ее им. Не имеет права поступить иначе, как бы ни хотел сделать по-своему, а поступить так ему не позволит страх и неуверенность. Смешно подумать: человек, неделями живущий в одиночку на Территориях, боится сделать то, чего хочет!

А хочет ли, задалась она вопросом. Хочет, был ответ. Это читается у него в глазах, это написано у него на лице, как бы ни старался Монтроз скрыть свои чувства, давно уже написано, просто она милосердно не обращала внимания.

И он исполнил предсказание старого шамана, припомнила девушка. Тот сказал, что Генри Монтроз пропадет, погибнет, если разбудит ее по-настоящему. И теперь он сам это знает, знает, что ему осталось недолго: такие предсказания всегда бьют в цель! И не станет беречь себя, и… Ничего больше не будет.

Мария-Антония была очень благодарна матери Генри, которая не стала ни о чем ее расспрашивать, просто дала позавтракать, чем пришлось, и вроде бы не замечала, что ее первенец и гостья смотрят в разные стороны, говорила о чем-то своем, обычном, повседневном, уютном…

— Тихо! — вскинулся Генри, опрокинув стул. — Мама!..

— Отец в поле. Трое братьев здесь, — коротко ответила та и открыла шкафчик на стене. Мария-Антония с изумлением увидела у нее в руках короткоствольное ружье с тяжеленным прикладом.

— Прячь девчонок, — сквозь зубы приказал Монтроз, вылетая за дверь. Свистнул в два пальца, долго и переливисто — сперва залаяли псы, потом ему отозвались таким же свистом.

— Что это…

— Сиди тихо, — велела Адель, передергивая затвор. — Не в первый раз.

— Они ищут… — начала было Мария-Антония, но Адель перебила:

— Мне без разницы, кто кого ищет, если они влезли на мою ферму! Сядь и сиди смирно, если не умеешь стрелять, а я пойду посмотрю, что к чему…

Издалека уже слышались выстрелы — кажется, в воздух, — чьи-то голоса. Одна из сестер Генри втолкнула в кухню двоих детишек лет пяти и исчезла из поля зрения. Принцессе показалось, что у девушки в руках тоже было ружье.

Голоса приближались, были они недружелюбными, но выстрелов более не следовало. Собаки глухо взлаивали и рычали, но ни одну из них не пристрелили, и это означало, что пришельцы идут с согласия хозяев фермы.

Они были уже совсем близко, когда Мария-Антония сообразила, наконец: сгребла детей в охапку и метнулась в кладовку, села на пол, прижимая к себе худенькие тельца, и только повторяла, когда распахнулась от бесцеремонного пинка дверь:

— Только не трогайте детей… только не детей!

— Пусто, — сказал кто-то равнодушно. Девушка знала, что они видят: перепуганные глаза да пару рыжеватых кос, да фермерское платье. — Пошли дальше.

Снаружи вдруг раздался выстрел, потом чей-то крик и отчаянное лошадиное ржание. Топот копыт — и снова всё стихло… Мария-Антония отпустила детей, встала.

— Ты что, испугалась, тетя? — спросила ее девочка, глядя снизу вверх. — Не надо, такие люди не трогают зря…

— А я вырасту, и они вообще никогда сюда не приедут! — заявил толстощекий белобрысый карапуз, обещавший вырасти в достойную копию своего деда.

— Конечно, — ответила она обоим сразу. — Пойдем, посмотрим, что там…

— Целы? — сунулась в кухню Адель со своим обрезом. — Ф-фух, я все думала, как бы ты не кинулась защищаться!

— А что?..

— У нас вооруженный нейтралитет, — мрачно ответила фермерша, убирая ружье, — Мы допускаем людей корпораций посмотреть, не прячутся ли у нас беглецы, а они нас не трогают. А тронут, — она кивнула на полку, — мало им не покажется!

— Я слышала выстрелы, — сказала принцесса, выпуская ручонки детей. — Кто-то…

— Анри, — сказала Адель, поджав губы. — Увел их за собой, олух! На него и охотились, ясное дело! Нет бы остаться, мы бы всех этих ребят и закопали под плетнем, на будущий год тыквы бы удались!

— Это не на него охотились, — помертвевшими губами выговорила девушка. — Им нужна я. А Генри…

Адель посмотрела на нее как-то странно: мать, которая вот-вот может лишиться первенца, смотрит не так, нет, это был взгляд много повидавшей на своем веку женщины, спокойный и уверенный.

— Анри — олух, — сказала она. — Но он знает, что делает. Он сказал, что у него задание, значит, он должен его исполнять. И я была бы первой, кто осудил бы его, брось он дело и спрячься за бабьими спинами! — Адель подошла ближе и покровительственно обняла принцессу за плечи. — За него не бойся. Он склизкий, как угорь. Мой первый муженек такой же был… — Она помолчала, потом спросила напрямик: — Было у вас что?

— Было, — спокойно ответила Мария-Антония. — Но…

— Да ясно, что ты ему не пара, — махнула рукой Адель и усмехнулась. — По тебе сразу видать, что ты из благородных, а он кто? Так, бродяга… Только, — нахмурилась вдруг она, — мне то же самое говорили, девочка, когда я за моего Мишеля замуж собралась. И удерживали, и уговаривали, а я сбежала… и не жалею. До сих пор не жалею.

— А… Свен? — осторожно спросила девушка, сообразив, что Мишель — это, должно быть, отец Генри.

— Свен — другое дело, — помедлив, ответила женщина. — Он надежный, как скала, не пропадешь с ним. Я за него с отчаянья вышла: Мишель погиб, родня назад не принимала, а самой куда деваться с маленьким ребенком? А Свен давно по мне вздыхал… Ничего, стерпелось, слюбилось даже. Живем — дай бог каждому! Но, — вскинула она подбородок, — Мишеля я никогда не забывала, хоть и гуляка был, и игрок, и авантюрист… Мне от него одно наследство осталось — Анри. За то одно его благодарить можно!

111