Наследство - Страница 50

— Да, пожалуй, — согласился Монтроз, подумав. И верно, раньше ветки росли шалашиком, огораживая девушку, а теперь цеплялись за нее со всей силы! — Что, под землей проволокут?

— Кто знает, — пожала плечами принцесса. — Может, им не хватит сил, и я останусь…

— Типун тебе на язык! — рассердился Генри, представив на мгновение такую картинку. После такого сам спать не захочешь! — Это у тебя с недосыпу, точно тебе говорю. Пришлось как-то неделю вполглаза дремать, еще не такое мерещилось!

— Не нужно, — Мария-Антония взглянула на него, и Генри с облегчением увидел знакомые уже искристые льдинки в глубине ее глаз. — Я хорошо осознаю грозящую мне опасность. А может быть, не только мне, — добавила она, подумав.

— Меня твои стражи не трогают, — заметил он. — Вот впритык прорастают, но не трогают. А что, если…

— Не вздумай! — нахмурилась принцесса.

— Я ведь извинился за тот раз, — ухмыльнулся Генри. — Я обещал не распускать руки, ну так тогда выхода другого не было, я ж ничего такого…

— Я знаю. Поэтому и приняла твои извинения, — холодно произнесла девушка. — Но рисковать собой — глупо. Особенно когда не знаешь, чем это может обернуться!

— Ну чем — получу дырку в организме, — серьезно сказал Генри. — Но я надеюсь проснуться раньше, чем эта дрянь прорастет сквозь мою печенку. Давай попробуем, интересно же!

— Генри Монтроз! — возвысила голос принцесса, любой бы испугался, только не он.

— Чего? — спросил он нарочито развязно. — Я не твой вассал, чтоб ты мною командовала. И не ты меня нанимала. Я должен доставить тебя на место целой и невредимой, я это обещал нанимателю и тебе, и я это сделаю. А каким способом — дело десятое и тебя не касающееся!

Принцесса пыталась еще спорить, но Генри, когда на него находило, делался упрямее осла, так что ничего у Марии-Антонии не вышло…

…Это было глупой затеей, но мужчина есть мужчина: если вбил что-то себе в голову, отговорить его вряд ли выйдет. Пусть попытается, решила Мария-Антония, поняв, что добром Генри не переспорить, а силой… увы, таких аргументов у нее попросту не имелось. От нее не убудет, в конце концов, а если вдруг сработает… Но надеяться на это не приходилось: простому ли рейнджеру спорить с хитроумным заклятьем?

— Да двигайся ты ближе, — сонно пробормотал Генри, — сказал же, я без глупостей…

— По-моему, и так достаточно близко, — сухо ответила принцесса.

— Между нами не то что обнаженный меч, как в сказке, а вязанку хвороста положить можно, — ответил он, бесцеремонно сграбастал девушку в охапку и прижал к себе. — Так-то лучше! Ну не дергайся, говорю же, я…

— Без глупостей, — закончила Мария-Антония, заставив себя расслабиться. — Только не нужно меня душить, Генри, очень тебя прошу.

Он чуть ослабил хватку, и девушка смогла улечься поудобнее. Ясное дело, ей сегодня не уснуть: и так слишком жарко, а если вдвоем, да тесно прижавшись, то вообще невыносимо.

Она заставила себя опустить голову на плечо Генри и закрыть глаза. У него были сильные руки, в них было надежно, да, но всё равно отчего-то тревожно. Может, оттого, что вспоминались совсем другие объятия, другой человек, у него не кололась щетина, он носил короткую бороду, и волосы у него были темными, а не русыми, запах, дыхание — всё иное… Наверно, поэтому наворачивались слезы на глаза, будто не было года траура, будто не прошло несколько сотен лет, за которые боли потери полагалось бы изгладиться хоть немного… Как бы не так. Теперь всё вспоминалось ярче и отчетливее, чем прежде.

Мария-Антония сморгнула некстати выступившие слезы, покосилась вверх — Генри, кажется, уже спал. Вот уж кого ничто не беспокоило, кроме задания, конечно! Но следовало отдать ему должное: он действительно не распускал руки. Девушка вовсе не была уверена, что ей удастся отбиться, возьмись он за нее всерьез, тот раз… случайность, она застала его врасплох. Теперь же он знает и об ее оружии, и о способности постоять за себя и будет настороже. И стоило благодарить всех известных богов за то, что Генри Монтроз, кажется, был хозяином своего слова…

…Генри проснулся оттого, что в глаза светило солнце. Стояло оно уже довольно высоко, стало быть, ехать придется по жаре. Угораздило проспать, надо же!

Он сдержанно хмыкнул и покосился вниз. Принцесса посапывала рядом, приткнувшись где-то у него подмышкой. (Его жена тоже любила так спать, вспомнил он ни с того ни с сего. У делакотов вообще-то не приняты такие нежности, Генри тогда долго приучал девушку к обычаям белых…) Лицо Марии-Антонии казалось бледным, а на щеках виднелись следы слез. И то — вчера она не сразу уснула, хоть и лежала спокойно, это Генри прекрасно чувствовал. Что уж вспоминала, бог весть, но догадаться нетрудно.

Стараясь не разбудить девушку, — жалко ее будить, уж больно хорошо спит! — он огляделся. Вот они, колючки, вылезли-таки, но поодаль. В принцессу не вцепились, и на том спасибо, да и ему никуда не воткнулись, что тоже просто отлично. Неужто сработало? Или они потом привыкнут и станут ближе подбираться? Девчонку-то тоже не сразу начали опутывать… А, что гадать, решил Генри, посмотрим по обстоятельствам! Пока и так неплохо!

Вот только будить принцессу он боялся. Опасался, что снова получит не знакомую уже девушку, а ту… придурочную, с небесно-голубыми глазками и речью капризной испорченной девчонки.

— Тони, — позвал он, не меняя позы, не вытаскивая ладони из-под затылка принцессы. Волосы у нее были жесткие, может, потому, что давно не мытые, а может, от рождения. — Тони, просыпайся. Ехать пора.